А что бы... а как бы... И город тонет в еженощной метели, утопает по утрам в толпе, трезвонит последним трамваем, а я все бегу, и от меня только разве что набойки в трамвайных путях и остаются.
… а мне хотелось писать, но я не могла: она стояла за моей спиной, дышала мне в спину, и от ее присутствия было как никогда тошно – она просила кабель, чтобы вот так убить вечер ничегониделанием в сети. Совсем как я. Нет. Я деятельна и (ненавижу это слово) креативна. Ну подумаешь, непостоянна. Он пошутил. Я живу онлайн как еще миллионы придурков в сети. А в жизни мне хорошо в метро и плеере. И одной. читать дальше Страшно, безумно страшно нести отсветственность за кого-то помимо себя. Человек неизменно хорошо считает только до одного – то бишь самого себя. Это не я придумала, это Ремарк. Как славно было бы захлебнуться в своей маниакальной социопатии, окончательно упасть в мизантропические глубины сознания и наконец-то успокоится. Я меряю жизнь городами, кусками чужих жизней, верю в карассы и гранфаллоны, наслаждаюсь сетевым эксгибиционизмом и забываю чаще, чем помню. И чаще ненавижу себя, чем люблю. Наверное, есть за что. Миллион лет назад я была замужем. Нет, два миллиона лет назад. В прошлой жизни. В эру Рыб, кажется. Но в один прекрасный день, как-то незаметно растянувшийся на полгода, я перестала его понимать. Ну знаете, как бывает? Три года – и такое ощущение, как будто он разговаривает на норвежском, а ты – на китайском. Или на суахили. И вот я опять обрела четкие контуры, обросла новым гардеробом и книгами, дважды переменила цвет волос, любовников, место жительства, круг общения, место работы – и все равно. Чем больше меняешь, тем меньше меняется, только дефекты и изъяны неубиваемо ползут наружу, делая больно не столько мне, сколько окружающим. И я не могу оторваться от монитора, отслеживая его в онлайне. Нет, я его не ненавижу. И не люблю до сих пор. Это просто такое извечное женское любопытство, которое иногда слишком навязчиво и иногда слишком долго не дает уснуть. А я как и прежде, ковыряюсь в голове и ловлю ртом холодный воздух. А в метро миллион лет пахнет мочой. Это, вроде как, самый стабильный факт моей жизни.
Там, где тонкая красная линия, там где за линией - ломкая хрупкая грань безумия. Там где надо смеятся над собой и смертью, там где не надо боятся живых больше, чем мертвых, там где... страшно смотреть в себя и в глаза еще кому-либо. Залить все ярким солнечным смехом - насмерть, как бетоном.
разгребла шкаф разгребла книги разгребла вещи на работе надо денег что ли потратить? таблетки нужно было еще в пятницу начать пить хрен с ними со следующего месяца +обезболивающее. Прочь из моей головы, ересь.
божемой как все просто обвините меня еще раз в эгоизме. Ну очень удобный диагноз - валите все на эгоизм. на простой человеческий эгоизм. здоровый человеческий эгоизм. По сравнению с ним даже рак - хуйня. Потому как эгоизм изначально неоперабелен. два из трех шанс
А какого черта??? Кому чего объяснять? Кому это все нужно?
...условия, условия, чертовы условия!!! все так любят ставить условия, что просто страсть какая. Ну давай я буду Бри-Бри, а ты - Роже Вадим, и мне всегда будет пятнадцать, и ты будешь снимать меня в своих фильмах? а хочешь я буду Одри, а ты - Юбером Живанши, и я смогу быть твоей вечной музой? а хочешь я буду Джиной Лоллобриджидой, и не важно, кем будешь ты, ведь у меня будет просто тончайшая в мире талия и бубенчики на руке... а хочешь? Лолитой в белых носках, а ты - Гумбертом-Гумбертом...
сундук. со сказками. и никому не нужны чьи-то страхи, лень, дрожащие руки и не те слова не в те моменты. никому не нужны сморщенные трупики сигарет в консервной банке, игра в испорченный телефон, слёзы, сопли и румынские обои в потертый цветочек.
вот так чтобы хрясь и все сломалось и руки не тряслись два года? пять лет? унизительно вот так. это слишком унизительно. чеееерт, черт, черт чертчерт. я не хочу чтобы она вот так. Люди слишком быстро сгорают.
музыка сама меня нашла. опять завалило. и листики в ежедневники делятся тонкими линеечками на получасы. А хочу в Питер. вот. ля-ля-ля-зеленые колготки.
Шампанского, джазу, и голых женщин! Красивых голых женщин. Жесткий сарказм и цинизм уже успели стать чьей-то визитной карточкой. люди слишком склонны к идолопоклонничеству, причем с попутным наделением всех присутствующих чертами этого самого идола. Божемой, чтоянесу. Ревела над "Униженными и оскорбленными". ну почти ревела. Люди непомерно жестоки. и не только в книгах. в книгах они скорее даже как-то менее жестоки. *Де Сада вычеркиваем* Полуношные мысли жужжжат и роятся. сбиваются в кучки и рассыпаются в стайки. а я что-то никак не могу подобрать музыку в тон ночи.
Avec la passion sur la bouche Avec nos sexes qui se touchent Avec des frissons de mystère Des retrouvailles à la frontière Avec des wagons d'inquiétude Au fond d'une gare de solitude J'te demande pardon d'avoir écrit Une chanson d'amour pas finie Pas finie.
А листья все желтели, трамваи шли в депо, а я - вдоль забора, вдоль бесконечно-белого-кирпичного такого старого забора. А у них там нету каштанов. Я уже и забыла, какой радостью в детстве были свежие каштаны - ловишь руками, пинаешь ногами, швыряешь в стенку...а он пропал ... пропал.. общение онлайн - всего лишь суррогат.
рассыпалась каким-то странным пазлом по четырем городам двум странам двум часовым поясам. ума не приложу, как собраться воедино в одном-единственном месте, и какую картинку покажет мне собранный пазл? дом, который всегда будет Домом. дом, который очень хотел стать Домом, но у него не получилось. дом, который вполне мог стать Домом, но предпочел роль перевалочного пункта. дом... дом... дом... а мне совсем не страшно. больше не страшно. наверное, все самое плохое уже было.
...Как-то вдруг нахлынули слёзы - одна единственная фраза и вмиг пролетел перед глазами весь тот безумный январь, и больничный запах резко откуда не возьмись ударил в нос. Хрип старух и облезлая дверь абортария по соседству. Больничный халат и и мягкие тапочки. я уже больше не держала в себе слез. грязи? Грязи!!! Грязи!!!! Грязи. Сколько угодно грязи. руки задрожали и перестали попадать в нужные кнопки. Хорошо, что Д. сегодня нет. Сейчас нет. Я рыдала так, как не рыдала наверное год. а то и два. Отписала. Ответила. Не должна. Не должна опускаться до его уровня,это я точно знаю - грязи? *Как же болит голова* Грязи. да сколько угодно. терять-то все равно нечего. И толпа жаждущих сочных подробностей. *как же все-таки болит... голова?* Что-то бьет в затылок и отчаянно хочется ударить головой об стенку, чтобы разом со всем этим покончить. И пиво некстати закончилось.
….А я все смотрела в ее ясные голубые глаза и вполне понимала, о чем она говорит, но все это мне казалось ужасно ирреальным и никак не вписывающимся в хоть какие-то рамки нормальной (а нормальной ли?) жизни.
- Мама заболела, жутко заболела когда мне было семнадцать, и врачи говорили, что больше двух месяцев ей не протянуть, но этот постельный режим затянулся на тринадцать лет. Можно сказать, что вот тогда-то все и обрушилось, хотя почему обрушилось? У меня был младший брат, и я ему была очень нужна. Тринадцать лет я была ему и сестрой, и матерью – начиная от родительских собраний и заканчивая ЗАГСом. А потом мама умерла, а я вдруг очнулась и поняла, что мне уже тридцать, и у меня нет ничего, что могло бы заставить меня двигаться дальше – не семьи, ни детей. У брата своя же семья сложилась, и моя помощь и поддержка казались лишними и бесполезными. А потом я влюбилась. Это вроде как легко так – «влюбилась». Я просто заболела этим мужчиной, злым, по сути, человеком. Только я тогда этого даже и близко не осознавала – я впервые коснулась, как мне казалось, взрослой реальной жизни – это в тридцать-то лет! А потом, через год я узнала, что он женат. И даже детей двое – дочь и сын, причем сын глухонемой от рождения. Я понимала, что от жены и детей он никуда не уйдет, да и меня он не держал, говорил, мол, выходи замуж, я тебе не мешаю, ну просто буду иногда заезжать… А я хотела ребенка. Смотрела на племянницу и безумно хотела своего ребенка. От него, конечно. И опять открывала ему дверь. И восемь лет. За восемь лет его дети подросли, он ввязался в страшный бизнес – а в дикие девяностые какой бизнес не был страшным? Случилось страшное – когда его не было, ему подожгли дверь. Глухонемой сынишка успел каким-то чудом выскочить, а жена и дочка задохнулись. Он же, ни слова ни говоря, пришел ко мне вместе с сыном – и что мне было делать? Прошли похороны, я помогала. Я никого не знала, никто не знал меня. Похороны слиплись в один кошмарный день, и я молила Бога, чтобы все скорее кончилось. А потом он встретил другую – просто так. Принадлежавшая ей квартира была, видимо, далеко не последним аргументом. Мне было уже 38, затяжная депрессия дала о себе знать, и я жутко набрала вес. А потом взяла кучу денег в долг и все спустила на психотренинги. И знаешь что? Только сейчас могу сказать, что к сорока пяти годам я стала полноценным человеком.
…Вот черт? И что я могу сказать? Ничего не могу. Я ничего не знаю. Ничего не видала и ничего не чувствовала. Я всего лишь трехлетняя девочка, у которой мячик закатился под шкаф.
Руку на пульс, руку с пульса Вечера долги-коротки, сумерки тягучи, как рижский бальзам и хочется влезть в любимый халат и уйти в спячку на всю зиму. "Я лежу воскресным утром, свесив ноги с потолка" (с)