….А я все смотрела в ее ясные голубые глаза и вполне понимала, о чем она говорит, но все это мне казалось ужасно ирреальным и никак не вписывающимся в хоть какие-то рамки нормальной (а нормальной ли?) жизни.

- Мама заболела, жутко заболела когда мне было семнадцать, и врачи говорили, что больше двух месяцев ей не протянуть, но этот постельный режим затянулся на тринадцать лет. Можно сказать, что вот тогда-то все и обрушилось, хотя почему обрушилось? У меня был младший брат, и я ему была очень нужна. Тринадцать лет я была ему и сестрой, и матерью – начиная от родительских собраний и заканчивая ЗАГСом. А потом мама умерла, а я вдруг очнулась и поняла, что мне уже тридцать, и у меня нет ничего, что могло бы заставить меня двигаться дальше – не семьи, ни детей. У брата своя же семья сложилась, и моя помощь и поддержка казались лишними и бесполезными. А потом я влюбилась. Это вроде как легко так – «влюбилась». Я просто заболела этим мужчиной, злым, по сути, человеком. Только я тогда этого даже и близко не осознавала – я впервые коснулась, как мне казалось, взрослой реальной жизни – это в тридцать-то лет! А потом, через год я узнала, что он женат. И даже детей двое – дочь и сын, причем сын глухонемой от рождения. Я понимала, что от жены и детей он никуда не уйдет, да и меня он не держал, говорил, мол, выходи замуж, я тебе не мешаю, ну просто буду иногда заезжать… А я хотела ребенка. Смотрела на племянницу и безумно хотела своего ребенка. От него, конечно. И опять открывала ему дверь. И восемь лет. За восемь лет его дети подросли, он ввязался в страшный бизнес – а в дикие девяностые какой бизнес не был страшным? Случилось страшное – когда его не было, ему подожгли дверь. Глухонемой сынишка успел каким-то чудом выскочить, а жена и дочка задохнулись. Он же, ни слова ни говоря, пришел ко мне вместе с сыном – и что мне было делать? Прошли похороны, я помогала. Я никого не знала, никто не знал меня. Похороны слиплись в один кошмарный день, и я молила Бога, чтобы все скорее кончилось. А потом он встретил другую – просто так. Принадлежавшая ей квартира была, видимо, далеко не последним аргументом.
Мне было уже 38, затяжная депрессия дала о себе знать, и я жутко набрала вес. А потом взяла кучу денег в долг и все спустила на психотренинги. И знаешь что? Только сейчас могу сказать, что к сорока пяти годам я стала полноценным человеком.

…Вот черт? И что я могу сказать? Ничего не могу. Я ничего не знаю. Ничего не видала и ничего не чувствовала. Я всего лишь трехлетняя девочка, у которой мячик закатился под шкаф.