...Знаете, как бьют любимую женщину? Наотмашь с оттягом. Всегда бьют словами, стараясь задеть посильнее, до кровавых слез, до просьб о пощаде, чтобы в ногах валялась. Бьют за все сразу. За свои страхи, за свои чувства, за свою собственную беспомощность. Чем больше любят, тем сильнее. Нелюбимых не бьют. Нелюбимым достается чуть теплая бурда жизни и обидный потасканный термин "родное сердце". (с)
литры, пинты, галлоны и баррели чуть теплой бурды. лучше б меня били.
как-то жутко я вчера и не спала совсем, и звонок утренний удивил почему-то и порадовал одновременно, и я еще долго опять не могла заснуть - перебирала слова, ковырялась в смыслах и подсмыслах, прятала мысли под подушку, а они все равно не давали мне спать. кажется, я творю очередные глупости. госспади, эти глупости нужны мне как воздух.
...хотелооось грусть довести до предееела!....
я стаскиваю к себе в жж такой милый и приятный на миг мусор, и они зачем-то это читают, а под замок - в изнанку, в самое унылое гавно я по-царски запускаю всего пару человек - хотя сама не уверена, зачем им это надо? читают ли они это? как будто мне заранее хочется их разочаровать. А остальные - я их тоже люблю, и хочу казаться чуть лучше, чем есть на самом деле. вопрос в том, кому повезло больше. Словоонанирую в специально отведенные ямки. и тщательно закапываю за собой - не дай бог, найдет тот, кому не положено.
"Я прямо не знаю. Все такие юморные и такие личности и все поют и играют на трубе и пишут там красиво. мне страшно за свою узнаваемость." (с) а я не могу спать, я все думаю и пишу, пишу и думаю, и полирую мысли в голове как паркетные доски. а он говорит, чтобы я писала, и меня это вдохновляет. а другой говорит, что будто бы огонек из пепла. но я - не принцесса. а он - не рыцарь. ну подумаешь, а еще раз сгорю, ну два раза сгорю, в конце-концов-то все выгорит окончательно. а я въехала в бардак с крысами, в кофейные джезвы, потемневшие от времени, в книжные полки, в чужие тапочки и на чужой диван. какой по счету? успела потерять коробочку с золотыми кольцами - жалко колец-то, но коробочку из музея Франсиско Гойи жаль больше. И опять не высплюсь, потому что тут интернет и утром мне, похмельной от онлайна, ехать в училище и пять часов стоять под светом старой облезлой лампы в майке и с зонтиком, то зевая, то переминаясь с ноги на ногу, разглядывать студентов и работы на стенах. только бы заснуть только бы заснуть только бы заснуть.
с одной стороны, я его совсем не знаю. с другой - и знать не хочу. а с третьей - с удовольствием вскрыла бы ему череп и покопалась от души. - и не побоялась увиденного? - не побоялась.
все уже было, и все уже будет, просто замкнутый круг гораздо шире, чем казалось еще неделю, еще день назад. и он замкнууууулся. по этим неисповедимым путям без разницы куда - в ад, или рай. если я не сдохла тогда, значит для чего-то не сдохла. Ну это как бы кусочек блядской надежды.
я это, я больна. на всю свою гребанную голову больна. упираюсь лбом в голубой кафель укусы болят, страшно болят. Я уже упела отвыкнуть от такой боли. отвыкнуть от рук, губ, дыхания человека рядом. че-че-человека. ...веду кончиком пальца - лоооб, нооос, ямочка между носом и губами, гууубы... запомнить хочу. тактильно.
...а они качают своими курчавыми головами и произносят "тц-тц-тц!", а я поднимаю воротник своего пальтишки (того самого, которое старушки-гардеробщицы откадываются принимать с фразой "мы пинжаки не берем") и почти лечу в кафе, подгоняемая под зад резкими и холодными порывами ветра. ЧаЙ! Две чашки божественно горячего зеленого чая с жасмином. Амброзия за шестьдесят пять рублей. Случайно сминаю обложку дешевой книжки, пытаясь засунуть её в узкий карман сумки. Все равно в конце она его предсказуемо застрелила. Вокруг едят. Шумят. Живут. Девушка лет семнадцати, какая-то вся бесформенная и, судя по всему, совершенно равнодушная к своему внешнему виду, усаживает парня за столик: - Мы вам не помешаем? - Нет, - качаю головой - не помешаете. Придвигаю чайник поближе, утыкиваюсь лицом в ноутбук. Потом она приносит два подноса (точнее даже корытца) макдачного корма, присаживается. Кормит своего мальчика с какой-то свойской деловитостью, целует, жмется к нему. Как будто по хозяйству хлопочет. В макдаке даже святое святых - пирожки - выглядят так, будто у них ожог последней степени. И волдыри-волдыри-волдыри. И она пихает ему этот волдырный пирожок в рот: - Нуу съеешь. ("Буээээ!") И как-то неприятно от этой деловитости и свойскости, с какой она к нему липнет.
Так легко принять любые, даже самые обидные слова - на свой счет. Гораздо труднее признать, что эти слова предназначались не тебе. Ох как бывает обидно. пускай уж обо мне думают плохо, чем вообще не обо мне%-)
Возводить кого-то в культ - мерзко. Все мы одинаковые животные, разве что с небольшой разницей в экстерьере. И я как нормальное эгоистичное животное дышу-живу-ем-думаю-пишу только о себе и для себя.
Тетушка Коко и ее вечное - "Мне все равно, что вы обо мне думаете, я о вас вообще не думаю".
Ах, друг мой. Я бы руки ломала и пила бы кровь из собственных вен, если бы ОНО ТОГО СТОИЛО. Не важно. Мне скучно, друг мой. после второй бутылки шампанского я вытворяю нечто. а после третьей, извините, можно только блевать. в любви вечно как с третьей бутылкой.
так себя и не переборола. ехала в М., а в голове стучало "не-хочу-не-хочу-не хочу" в такт поезду. не хочу. гребанные вещи. мне их не надо, им не надо меня. и выкинуть ничего не могу.
сны вернулись. цветные, широкоформатные. прямо с голливудским размахом. что-нибудь это да значит. спустя три года. отчетливо вспомнила как они пропали - это было в один из моих приездов в Б. мы с А. сняли квартиру где-то в спальном районе на востоке города. кровать была настолько узкая, что на ней не помещалась целиком даже подушка. мы варили вместе первый раз суп из пельменей, но суп не получился. а мы все равно были счастливы. потом, спустя два месяца, я вернулась домой. и снов больше не было.
Пока она где-то там, а я где-то тут, можно жить как будто ничего не происходит ни там, ни тут, и не брать трубки, и не читать смс, и даже и не думать о чем-то сложнее покупки булочки.